С тех пор, как я коснулся ефремовского «Часа быка», антиутопия в моём представлении являлась чем-то научно выверенным, хотя бы с точки зрения логики и законов исторического развития. Но как выяснилось, цель антиутопии – запугать читателя и не дать ему альтернатив. Вот и Джордж Оруэлл занимается абсолютно тем же.
Но обо всём по порядку.
Книга с самого начала погружает в какую-то беспросветную тьму и мерзость. Автор прекрасно работает с образами, во всяком случае в первых двух третях книги, и раскалённым клеймом вписывает их в самую душу читателя. Что здесь сказать? Пока Оруэлл не коснулся главного – социально-экономического устройства, текст погружает в ужас мира, где строям ходят на работу, строем надевают одинаковое, и в метафорическом смысле, но тоже строем – занимаются сексом.
В одном месте Оруэлл действительно предугадывает будущее, вот фраза: «Один очень хороший [фильм] где-то в Средиземном море бомбят судно с беженцами». В другом месте он походя декларирует зависимость языка и сознания друг от друга: «Новояз — это ангсоц, ангсоц — это новояз…». Ну и… Хорошие моменты романа на этом заканчиваются.
Что характерно, главному герою вряд ли можно посочувствовать. Он почему-то с самого начала вызывает отвращение: сгорбленный государственной репрессионной машиной, весь больной и кривой, думает о людях мерзопакостно, а в эпизоде, где Уинстон рассказывает о том, как воровал еду у матери и сестры, я испытываю практически испанский стыд. Может быть, так и должно быть? Но зачем мне герой, которому не хочется сопереживать, зачем мне герой, который сломлен и раздавлен ещё до того, как начался репрессивный процесс? Ему не хочется сочувствовать, хочется, чтоб он отлез в сторону и не вонял.
А с некоторого момента я вообще перестаю верить в написанное. Начиная с любви Джулии и Уинстона. Это шпионская страсть – вообще какая-то сказочка для подростков. Как можно влюбится в незнакомого человека с первого взгляда? Ну, в пубертатном периоде – наверное можно, когда гормональный фон запределен. Но почему протагонист верит Джулии просто так, если буквально три минуты назад подозревал её в работе на полицию мыслей? Кстати, ещё есть люди, уверенные, что она на неё не работала – ведь герой видит как её избивают лишь мельком, краем глаза, а там можно устроить и небольшой спектакль? Вы ещё продолжаете так думать? Да и эта встреча с О’Брайеном, начавшаяся с игры в гляделки тоже, знаете ли, белыми нитками шита. Оруэллу надо чтоб антагонист завербовал любовничков – и он вербует. Насколько это правдоподобно – неважно, я сомневаться начал ещё в момент произнесения Уинстоном этой вычурной клятвы, где он заранее признаётся в деяниях, на могущество самой Партии не влияющие. Да там вообще всё угадывается ещё до того, как произойдёт – и работа О’Брайена на министерство любви, и работа старьёвщика на полицию мыслей. Собственно, как и то, что кричащая в экран девушка в синем комбинезоне станет любовницей Уинстона. А уж «стирание»… глупей ничего не видел. Можно изменить газету в библиотеке, но как ты изменишь подшивку газеты у кого-либо дома? Как ты вытравишь что-либо из памяти людей? Ну, с этим всё просто – автору надо, что никто ничего не помнил, значит так и будет. Будет помнить только Уинстон. Хотя, нет, может они и помнят, но переговариваться нельзя – везде же телекраны. Нет ни одного уголка, ни одного местечка по всей Океании, где бы он не стоял. Наверное, в сортире тоже стоят. Только Уинстону повезло – у него дома закуток есть, где эта тарелка ничего не видит. Ни у кого нет, а у него есть. Закуток с роялем в кустах… ой, со столом и дневником, простите. Да собственно, это не один рояль, тут по сути весь сюжет состоит из роялей разной степени нелогичности, и уж особенно «рояльно» выпирает этот телекран за разбившейся картиной в любовном гнёздышке.
Оруэлл вообще здесь технически странен. Где-то он мастер стиля, а где-то профан. Вот – комната сто один. Она так и будет везде «сто один», нигде её не назовут сто первой или «один ноль один». Доходит до абсурда: от фразы «сто один» рябит в глазах, но с этим ничего не сделано – ни Оруэллом, ни переводчиком. Да и она не становится страшной. Я, как читатель, не верю в страх героя перед крысами – он лишь мельком называется один раз, а второй – уже в самой комнате. И да, почему он выкрикивает имя Джулии? Как он к этому пришёл? Почему? И почему я должен верить этому эпизоду? И уж особенно криво потом смотрится эпизод, где он признаётся ей в непредательстве. Моя логика в этом случае отказывается работать, а протагонисту хочется выстрелить дуплетом прямо в лицо – чтоб не мучился.
Ну и если говорить о социально-экономической модели Океании, то здесь Оруэлл тоже не прав. И тут нельзя сказать, что автор оперирует в вымышленном мире. Сам он говорил, что хочет написать книгу, в которой продолжит идею о преданной революции, и если учесть, за тридцать лет до написания книги началась совершенно конкретная революция, валом переворотов, путчей и войн прокатившаяся по Европе, то логика подсказывает: Оруэлл говорит о социалистической революции. Но стоит ли говорить, что во всей своей книге он политически неграмотен? Ну а на тех, кто с историческим материализмом незнаком совсем это, конечно, производит впечатление. Но есть подозрение, что Оруэлл где-то наглотался позитивистской пропаганды.
Прежде всего здесь стоит упомянуть: социализм не ведёт завоевательных войн. Ни для отвлечения средств из экономики, ни для отвлечения идеи. Такой богатой и обширной стране, расположенной на двух континентах незачем вести битву – она может развиваться самостоятельно, а если мы учтём, что империализм в стране побеждён, значит прибавочная стоимость распределяется в обществе. Нет нужды в новых рынках сбыта и территориях с ресурсами.
Внутриполитическое устройство тоже нелогично. Опора на пролов, которую декларирует фрондирующий Уинстон, должна строится на их экономических потребностях, но они не показаны. Есть ли нужда у широких народных масс идти на конфронтацию с правительством, если каждый представитель пролетариата обеспечен достойным трудом, достойной оплатой, жильём, образованием и медициной? Оруэлл лишь предполагает, что пролы могут восстать, но есть ли у них в этом нужда? Для меня это остаётся загадкой – в книге данная тема не раскрыта. В этой книге главное – это интеллигентские потуги противостоять режиму, но где-то мы это уже видели, не находите?
И отсюда вся эта репрессивная машина выглядит крайне протезно. Зачем она нужна – в таком масштабе и такими методами? Если мы говорим, что социализм наступил, что пролетариям не нужен бунт, зачем это всё? Я, как и главгерой, повторяю: я понимаю, как, я не понимаю зачем. Зачем пытать, если в дело пришьют всё что нужно, а суда и вовсе не будет? «Признание было формальностью, но пытки — настоящими» – пишет Оруэлл. «– Будет так, как если бы вы никогда не жили на свете. – Зачем тогда трудиться, пытать меня?» – ещё одна цитата. Автор отвечает нам, читателям, такой фразой: «Партия стремится к власти исключительно ради неё самой» – и в этот момент мне хочется закрыть ладонью глаза. Власть – это всегда инструмент, а инструменты, как известно, не существуют ради самих себя. Вот и получается, что этот вымышленный мир снабжён маниакальной тягой к власти сразу огромной массы партийцев, что само по себе бред, отсюда следует «маленькая победоносная война», и из этих двух – огромная пыточная машина размером во всю страну. Бред сидит на бреде и погоняет бредом, а нам преподносят эту книгу как образец антиутопии.
Многие левые полагают, что Оруэлл описывал существующее положение вещей в Англии, описывал капитализм. Многие правые полагают, что в данной книге – истинное будущее социализма. Я же вот как скажу: в «1984» намешано отовсюду и понемногу, и в результате рядом существует то, что существовать рядом не может. Это не капитализм и не социализм, это клюквенное представление о социализме, укоренившееся в сознании многих, и раз за разом транслируемое в произведениях авторов, преимущественно – в кино. Мне возразят и скажут, а как же, мол, тридцатые в СССР? Ну таки я вам отвечу, что репрессии – всего лишь одна из стадий развития общества, и об этом писал Маркс ещё до создания «Капитала» (http://www.psylib.org.ua/books/marxk01/txt07.htm), и при этом никогда нельзя забывать, что многие объективные обстоятельства зависели тогда не от большевиков, а от внешнего агрессора, которого, как известно, не было. Для некоторых вообще открытие, что любая социально-экономическая формация внутри себя проходит разные стадии развития – и феодализм, и капитализм, и социализм, как ни странно.
Я делаю такой вывод: роман распиарен, и распиарен за счёт того, что наводит изжоги. В целом же – обычная клюквенная в страшилка, далёкая от логики и реальности, и наверняка из-за этого многими любимая. Особо упоротые, конечно, могут использовать художественные произведения, и в том числе «1984», как доказательства чего-то в истории, но для этого нужно быть совсем долбанутым об калитку. Пока я читал – постоянно хотелось вымыть руки, словно я опустил их в чан с коричневой вонючей жижей.
И это ощущение не покидает меня до сих пор…
